Перед вами частичная транскрипция интервью, которое было взято на фестивале Rose City Blues в Портленде в 2017 году.
Введение и некоторые оговорки
Приведенная ниже дискуссия глубоко заинтересовала меня, и мне захотелось сделать это интервью доступным для более широкой европейской аудитории. Несмотря на то, что временами респонденты отходят от темы, многое из сказанного дает пищу для размышлений. Перед вами те отрывки интервью, которые, как мне показалось, будут наиболее интересны читателям нашего блога. Я взяла на себя смелось перефразировать кое-какие места для краткости (а также чтобы облегчить жизнь нашим замечательным переводчикам). Я искренне надеюсь, что мое вмешательство не отразилось на смысле сказанного.
Мнение респондентов по поводу некоторых вопросов может отличаться от моего, однако я приняла сознательное решение сохранить нейтралитет, чтобы читатели блога сами могли сделать выводы.
Все слова, выделенные курсивом — мои пояснения и заметки на полях.
Джонатан Дженис: интервьюер
Ричард Пауэрс: преподаватель истории танцев в Стэндфордском университете, признанный специалист международного уровня
Бренда Расселл: признанный преподаватель танцев международного уровня и ведущая программ физического здоровья
Дэймон Стоун: преподаватель танца блюз международного уровня
Полное интервью доступно по ссылке:
Первый вопрос Джонатана: Как прошлое отражается и транслируется в современных формах вернакулярных социальных танцев?
Ричард: : В блюзе многое начинается с музыки. Я думаю, для многих людей музыка это мост между прошлым и настоящим.
Бренда: Раньше прошлое передавалось от тела к телу, но в современной культуре все иначе. Молодые люди слушают музыку прошлого и пытаются понять, как под нее можно двигаться.
Дэймон: Мне сложно представить, что люди могут открыть для себя танец не через любовь к музыке. Один мой друг недавно задал на фейсбуке вопрос: «Вам всегда нравилась музыка, под которую принято танцевать ваш танец?», и я был шокирован самой постановкой вопроса! Я не представляю себе, как можно танцевать, если ты с первого дня не влюблен в музыку… Я вырос, слушая музыку, под которую я теперь танцую. Мне кажется противоестественным разделять чувства, которые музыка вызывает, и их физическое выражение.
Бренда: Сегодня люди идут танцевать, потому что им не хватает физического контакта, социализации и чувственного опыта. Обычно я спрашиваю своих учеников, какая музыка им нравится, к какой атмосфере на вечеринках они стремятся и каких людей они ожидают там встретить. Эти три момента определяют выбор социального танца и то, насколько люди смогут найти общий язык с тем или иным танцевальным сообществом.
О способе получения знаний
Бренда: Методы обучения имеют огромное значение. Многие мои ученики вышли из академической среды — они считают, что можно выучить танец, как математику. Но это так не работает!
Я стремлюсь быть частью моего сообщества, но это свойственно далеко не всем. В наше блюзовое сообщество входят люди со всего города, а есть и те, кто приезжают из других городов, в часе-двух езды от нашего. Они танцуют в зале и думают, что вот — это оно и есть, вот что такое танец блюз. Они не задумываются о том, что могут просто выйти из дома и пойти в бар, посмотреть на выступления блюзовых музыкантов, которые являются частью современной массовой культуры. Каждый день можно найти десятки таких выступлений. В городе есть целая жизнь, о которой люди, танцующие в залах, не имеют понятия — вот что мне кажется по-настоящему странным. Люди могут быть частью своего локального сообщества и культуры, но они выбирают другой путь.
Дэймон: Я не хочу сказать, что это однозначно плохо, но у меня есть четкое ощущение, что люди сегодня думают, что другие им обязаны, что знания должны быть преподнесены им каким-то особым образом. «Вот эта штука мне нравится», – думают они, — «Мне нравится, когда она устроена определенным образом, и если я не могу получить ее именно в таком виде, я зайду в интернет и найду у себя в городе людей, которые думают также, как я».
Допустим, вам нравится определенная музыка. Вы находите других людей, которым она тоже нравится. Вместе вы арендуете помещение, включаете эту музыку и танцуете под нее. Однако скорее всего на соседней с вами улице играет живой бэнд, и если бы вы взяли на себя труд немного глубже изучить вопрос, вы бы наверняка нашли то, что любите, и стали бы частью более крупного сообщества. Вместо этого люди думают: «Я хочу то, что мне нравится, так, как мне нравится и тогда, когда мне удобно», и в итоге создают еще одно сообщество, по соседству с уже существующим, о котором они просто поленились узнать. В блюзе это происходит постоянно.
Организаторы фестивалей, например, часто привозят музыкантов издалека. Но почему бы не нанять бэнд из своего собственного города? Конечно, одно дело, если в твоем городе живет 12 человек, но если это город нормального размера, в нем наверняка есть свои блюзовые бэнды! [Стоит добавить, что за пределами США дела могут обстоять иначе, однако мысль все равно может быть актуальна.]
Бренда: Куда бы я ни приехала, я встречаю людей, забившихся в эти маленькие танцевальные залы. Я показываю им разные движения и рассказываю про музыку. Потом вечером я иду в пять баров, танцую там и на следующий день говорю: «У вас потрясающая блюзовая сцена! Если бы вы пошли потанцевать в бары, вы бы научились движениям у самих музыкантов, так, как этому традиционно учились все танцоры: вы слушаете музыку, ваше тело отвечает, и движения развиваются естественным путем — гораздо естественнее, чем при попытках воспроизвести их в арендованном зале, слушая музыку в записи (которая даже не обязательно будет блюзовой), пытаясь выучить шаги по видео на Youtube». Но люди хотят делать по-своему, и называть при этом то, что они делают, танцем определённой культуры.
Значение культуры и истории танца
Бренда: Люди, которые пытаются танцевать, не интересуясь при этом культурой и историей танца, вряд ли смогут в нем преуспеть. Мне в голову не приходит ни один человек, который бы умел хорошо танцевать тот или иной танец, не понимая его культуры. Почему в некоторых культурах, например в Корее, танец выглядят как карикатура — как будто они изображают танец, смеются над ним, а не танцуют его? Потому что им не хватает аутентичности. С точки зрения изучения движений эти танцоры легко могут выделить элементы и сымитировать их, но они не могут сымитировать дух танца, его энергию и чувства, с которыми этот танец танцуется.
Джонатан: Вы хотите сказать что дух, энергия и чувства определяют физическую форму движений, сообщают им смысл?
Бренда:: Именно!
Дэймон: Я бы сказал именно определяют, не только сообщают смысл.
Дэймон:: [Далее я сильно перефразирую] Физическая оболочка танца или танцевального жанра напрямую связана с музыкой. Если вы посмотрите любое видео или даже просто на статичное изображение танца (танго, вальса, блюза и т.д.), вы увидите четкую форму, которая будет определяющей для этого танца. Эта форма базируется на эстетике и зависит от происхождения танца. Принцип культурного наследия подразумевает, что танец развивается и меняется. Если вы не являетесь частью культуры и не понимаете её ценности, которые всегда влияют на творческие решения, вы будете лишь подражать — у вас получится карикатура. Например, если я буду смотреть на статичные изображения Фрэнки Мэннинга, я смогу получить представление о том, как должен выглядеть линди хоп, я смогу заставить свое тело исполнить те же шаги, но то, как эти шаги будут связаны, как я буду двигаться с помощью этих шагов — это совсем другое дело.
Бренда: При судействе соревнований мы называем это «critical timing» — то, как танцоры двигаются, переходя от элемента к элементу. Многие участвуют в блюзовых соревнованиях, и мы говорим: «Это не совсем блюз, потому что между танцевальными элементами у вас нет танца. Все, что вы делали — это обыгрывали акценты и рисовались. Вы не _танцевали_ танец».
Я замечаю, что в нашей блюзовой субкультуре очень многие просто занимаются реконструкцией. Шесть вечеров в неделю я танцую в блюзовых барах в самых разных странах, и по моим наблюдениям международная массовая танцевальная культура очень тесно связана с музыкой, они развиваются рука об руку. Я стараюсь учить людей и делиться информацией, учитывая эти перемены, но рано или поздно я попадаю в какое-нибудь сообщество, показываю движение и мне говорят: «Это не блюз».
Ричард: А бывает так: ты научил людей чему-нибудь, а потом возвращаешься к ним через год и они говорят тебе, что так делать неправильно, потому что из того, чему ты их научил, они взяли какую-то часть, формализовали ее и отнесли к определенной категории, которая со временем становится все уже и уже.
Ричард:[О знакомых танцорах мазурки]: Кроме мазурки они танцуют сальсу и танго, но не пытаются бесконечно повторять за кем-то. Если вы владеете тремя танцами, вы складываете их, и получается просто ваш танец, который не является каким-то танцевальным направлением… это как просто быть собой — это естественно, в отличие от попыток быть кем-то еще.
Бренда: Почему нельзя просто делать свое, знать этому цену и наслаждаться? Я постоянно вижу все эти дискуссии онлайн. Мы спорим в сети о названиях, а было бы гораздо проще, если бы люди просто приняли то, что они делают и гордились бы этим — неважно, есть у этого явления название или нет. Зачем люди пытаются придать ценность своему искусству, называя его чужим именем? Я часто говорю об этом, когда преподаю в Европе. Я говорю: «Вы танцуете не блюз», — и это не критика. Это не критика, — вы танцуете очень красиво, вы прекрасные танцоры…
Дэймон: Перестаньте ждать от блюза, и от любого танца, что он будет таким, как вы хотите его видеть. Если вам нравится то, что вы делаете и вы делаете это достаточно хорошо, другие люди оценят это и вы создадите свой собственный танцевальный стиль. Если вы действительно круто делаете то, что делаете, это абсолютно точно станет вашим собственным танцевальным стилем! Не надо стремиться к владению, апроприации или связи того, что делаете вы, с чем-то внешним. Гордитесь своими достижениями, встаньте и скажите: «Вот то, чем я занимаюсь, вот {вставьте свое имея}-стиль. Я вас научу, если вам тоже кажется, что это круто!»
Если я владею несколькими танцевальными стилями, я буду танцевать то, что кажется мне органичным и понятным в рамках той музыки, которую я слышу. Я не буду думать о том, что это такое с технической точки зрения — сальса, танго или мазурка. Я просто буду танцевать так, как мое тело умеет танцевать под музыку. Это и называется танцем! Это буквально то, с чего все началось. Это то, что делали все прародители и новаторы во всех танцевальных направлениях.
Фрэнки Мэннинг рассказывал, что оркестры Бейси, Эллингтона, Гудмена и всех остальных королей свинга играли вальсы и фокстроты наравне со свинговой музыкой. Они также играли баррелхаус блюз. Это были танцевальные бэнды— если они не могли сыграть то, что хотят танцоры, они в эту неделю не ели и у них срывались туры. Наивно было бы думать, что совмещение разных танцев это какая-то новая практика. Комбинирование — это обычный человеческий способ осмысления информации: если я изучал математику, изобразительное искусство и естественные науки, они будут дополнять друг друга. Идея категорий и произвольного разделения танцевальных стилей кажется мне странной.
Джонатан завершает интервью вопросом:
В чем вы видите роль современного преподавателя? Что, как вам кажется, является наиболее важным на пути развития танцевальных сообществ и на вашем личном пути развития?
Бренда: Я не зря выбрала в качестве профессии обучение движению в целом, а не какую-то танцевальную субкультуру. Я концентрируюсь на развитии образа жизни, в котором наибольшее внимание уделяется движению и чувственному опыту, потому что, на мой взгляд, огромное количество людей хочет физического контакта, прикосновений. Люди ищут сообщество, они хотят испытывать чувство принадлежности. Во многих больших городах, где мне доводилось преподавать, подобные идеи выходят на первый план по сравнению с идеями о конкретных танцевальных направлениях. Я учу находить контакт со своим телом и друг с другом, а затем люди могут выбрать любую музыку, любые вечеринки, любых людей и создавать что-то свое. Они могут даже прийти к аутентичному созданию чего-то, что уже существовало до них, потому что они по-настоящему слушают музыку и двигаются под нее так же, как двигались их предки. Когда человек находится в контакте со своим телом, умеет слушать музыку, позволяет ей влиять на свое тело, позволяет себе двигаться так, как хочется и контактировать с другими людьми, тогда не нужно волноваться о том, как называется то, что он делает, что правильно, а что нет. Мы приходим к тому, чего действительно хотим — ощущению связи с другими и принадлежности к чему-то большему.
Дэймон: Моя цель — не дать угаснуть тому духу и стилю танца, которому я обучался у людей, в большинстве своем уже ушедших в мир иной. Я не стремлюсь воспроизводить в точности конкретный танец, которому меня научила моя двоюродная прабабушка Мэри, но я обучаю той структуре, которой учили меня. Я надеюсь, что то, чем я занимаюсь — не просто воссоздание определенного стиля, а часть живой традиции. Я хочу, чтобы люди распространяли эти знания и использовали их в качестве базы для развития своей индивидуальности, с учетом собственного танцевального бэкграунда и стиля движения. Я пытаюсь объяснять, что есть неисчислимое множество способов танцевать правильно, но есть всего несколько способов очевидно неправильного танцевания. Однако «танцевать неправильно» — не значит танцевать плохо, это значит танцевать не тот танец… Если я остаюсь верен фундаментальным элементам танца, я могу его развивать, изменять и добавлять к нему что-то свое самыми разными способами. Если я выбираю уйти от этих фундаментальных элементов, это мой выбор — я создаю что-то новое. И это то, за счет чего живет традиция танца.